Охотники ночного города - Страница 107

107

— А старички — завидуют? — криво ухмыльнулся Кобылин.

— Чего дуракам завидовать, — вздохнул Борода. — Старички ставки делают, как долго ты продержишься. На сколько твоей удачи хватит.

— Понятненько, — сухо отозвался Кобылин и хлебнул пива, что казалось теперь не таким уж кислым.

— Ты не бесись, — мягко сказал Борода. — Пережди малость, пока гнев уляжется. Тебе сейчас нужна холодная голова. Опять ты меня удивил Леха. Это другие думают, что тебе везет, а я вижу, есть в тебе огонек. Искорка. Только не давай ей в пожар разгореться, понимаешь? И сам сгоришь и других спалишь.

— А тебе-то что? — буркнул Кобылин, нагрубив больше от неожиданности, чем от вредности. — Ну, загорюсь синим пламенем, и что?

— А то, что двух Вещих Олегов город не вынесет, — спокойно отозвался Борода. — Нам и одного многовато.

— А, — отозвался Кобылин, от неожиданности открыв рот. — Я как-то… не думал об этом.

— А ты подумай, — посоветовал Григорий, неловко выбираясь из-за стола. — Подумай, откуда берутся такие… Обиженные.

Кобылин вскинулся, отставил кружку, начал подниматься, чтобы помочь другу, но тот вскинул руку.

— Сиди, — велел он. — Мне уже пора. А ты уходи минут через пятнадцать после меня. А лучше через полчасика.

— Уже уходишь? — с тоской спросил Кобылин. — Ты прости, если обидел, Гриш, я сейчас сам не свой. Так и тянет с кем-то поцапаться. Выговориться.

— Все нормально, — прогудел Борода, похлопав друга по плечу. — Мне пора на процедуры.

— Может, на следующей неделе увидимся?

— Не знаю, — Григорий покачал головой. — Знаешь, я в больницу собираюсь лечь. Что-то у меня с ногой неважно. С суставом какая-то штука приключилась, когда я упал. Стар я стал для всего это дерьма, как говорил один генерал.

— О! — поразился Кобылин. — Как же ты сюда дошел?

— Как как, каком кверху, — буркнул Борода. — На машине приехал. Потихоньку, полегоньку, аккуратненько, без фанатизма. А ты думал, я эту сумку от дома пер?

— А, — протянул Алексей. — Так вот ты что имел в виду. А я думал, Вещий правда запретил видеться со мной.

— Не, — Григорий кровожадно ухмыльнулся в бороду, став похож на пирата. — Кишка у него тонка мне что-то запрещать. Но и правда не знаю, когда теперь увидимся. Ты побереги себя, Леха, ладно?

— Конечно, — искренне пообещал Кобылин. — Не буду лезть на рожон, вашеблагородь.

Борода рассмеялся и снова хлопнул напарника по плечу.

— Ладно, Кобылин, — сказал он, все еще ухмыляясь в бороду. — Пора мне, но, даст бог, свидимся.

Кобылин поднял руку и поймал пятерню напарника, крепко пожал.

— Ты, Кобылин, конечно, дурак, — задумчиво произнес Борода, освобождая пальцы из хватки Кобылина. — Но операцию ты в одиночку провел?

— Провел, — немного неуверенно согласился Кобылин.

— Дело, как ты там выразился, — урегулировал?

— Ну да…

— Жив остался?

— Да вроде жив пока, — растерянно отозвался Алексей. — А что?

— Поздравляю тебя, Леша, — сказал Борода, запуская руку за отворот своей огромной кожаной куртки. — Держи, охотник.

На стол перед Кобылиным хлопнулась толстая тетрадь в клеенчатом переплете. Пухлая, растрепанная, с темными пятнами от кружки на темно-синей обложке.

— Это что? — удивился Кобылин.

— Пригодится, — тихо сказал Борода. — Тебе она сейчас нужнее.

Алексей аккуратно отогнул обложку и увидел замызганную страничку, исписанную размашистым неаккуратным почерком.

— Дневник? — сдавлено спросил он. — Тот самый?

— Он и есть, — подтвердил Борода. — Ну, все, Кобылин. Бывай, охотник.

Борода отвернулся и, подхватив со скамейки длинную и крепкую трость с деревянным набалдашником, захромал в темноту зала. Кобылин с нерешительностью посмотрел ему вслед. Он не знал, что делать — то ли бежать за другом, чтобы ему помочь, то ли, наоборот, затаиться, чтобы дать напарнику время уйти. Наконец он очень аккуратно взял тетрадь и нагнулся. Под столом оказалась большая спортивная сумка, темно-зеленая, на молнии. Кобылин расстегнул замок, посмотрел на картонные коробочки без маркировки и очень аккуратно пристроил сверху них тетрадь. Застегнув молнию, он выпрямился и некоторое время рассматривал деревянную стену перед собой.

— Ладно, — сказал он наконец и взял новую кружку с пивом. — Живы будем, не помрем.

И немедленно выпил.

* * *

Сидеть на диване Кобылин любил. Сесть по-турецки, обложиться подушками, подвинуть поближе тарелочку с заранее приготовленными бутербродами из докторской колбасы — и получится лучший на свете отдых. Если к тому же запустить на ноутбуке кино, а то и просто книжку взять, это уже получится верх роскошества. Но в этот раз экран ноутбука мерцал разноцветными огнями хранителя экрана, а на коленях у Алексея вместо книги примостилась старая тетрадь в темно-синей обложке. От бутербродов тоже пришлось отказаться, не хотелось пачкать и без того желтую и захватанную грязными пальцами бумагу. Да и не до еды сейчас было Кобылину, содержимое дневника оказалось настолько захватывающим, что, будь даже рядом тарелка с любимыми бутербродами, — и не вспомнил бы о ней.

Тетрадь была старой, склеенной из полусотни клетчатых страниц, так и норовивших оторваться от корешка да выпорхнуть из плена обложки. Синие клеточки давно выцвели и из голубых квадратиков давно превратились в едва заметные силуэты. Да и чернила в некоторых местах так выцвели, что на их месте остались только вмятины на бумаге. К счастью, чернила были из обычной шариковой ручки, и большинство записей прекрасно сохранились. Тетрадь была старой, но не древней. Гораздо хуже было с почерком.

107